24 августа на День Независимости выйдет премьера украинского фильма «Червоный». Главного героя ленты Даниила Червоного играет актер театра имени Леся Курбаса Николай Береза.
Николай согласился ответить на несколько вопросов за несколько дней до премьеры журналистке сайта «24».
– Сейчас проходят предпремьерные показы по всем городам Украины, на большинстве из них ты присутствовал. Как воспринимали люди фильм «Червоный»? Были какие-то внештатные неожиданные ситуации?
Каждый город встречал тепло, кайфово. С каждого города едешь в следующий и думаешь: да нет, чем тебя еще можно удивить, уже тебя здесь так воспринимали. Но нет, каждый город встречает по-особенному. Это очень приятно, теперь появилась куча знакомств, хороших людей. Довольно часто приходится засиживаться после показов с разными людьми до часа первого-второго, а утром уже надо за руль и в новый город выезжать, наверное, это самый большой экстрим. (Смеется)
– Когда кино показывали в восточных или южных областях, были какие-то интересные моменты или, возможно, форс-мажор?
Мне очень жаль, но в эти города, Восток-Юг, по предварительной договоренности, ездит другая часть команды. У нас есть договоренность, по которой каждый день предпремьерный показ проходят в двух городах параллельно. Кокотюха вот был в Харькове, Полтаве. Но на самом деле по тому, что рассказывают, то тоже очень хорошо встречают. В Кропивницком, например, перед показом еще был разговор с прессой в отдельном зале, но нашествие людей было таким огромным, что чуть не начали выламывать дверь. (Смеется)
– Для тебя лично тема фильма близка?
Ты знаешь, к своему стыду скажу, что я не знаю каких-то бесспорных фактов участия моей семьи в событиях тех времен. По одной простой причине: я не слишком тем интересовался, но это для меня сейчас будет такой стимул взяться за раскопки информации об одном деде, о другом, потому что фактически ни одного из них я не застал и особенно какой-то информации о них никогда не спрашивал. То есть, был дед, и был. Одного вообще не застал, а другой умер, когда я был совсем маленьким. Но я не исключаю, что даже в достаточно близком кругу семьи были случаи репрессированных.
– Сколько у тебя ушло времени на перевоплощение в Даниила Червоного? Что ты для того делал?
Началась зима, когда меня пригласили на этот кастинг, я сейчас точно уже и не припомню. Даже уже не на кастинг, а именно на пробы. Кстати, мне только сейчас, во время промотура, Заза признался, что фактически я был первым, и после меня еще Олег Стефанов, который играл Ворона, кого он выбрал без кастинга и проб. Алла ему сначала показала фото, а потом где-то в интернете нашла видео, где мы читаем Шевченко. Не помню, к чему мы записывали его, но тогда делали довольно скорую руку, помню, я это делал вообще перед гримерным столиком. Ну и Заза сказал, что увидел это видео, и ему сразу было понятно, что «это оно».
А так, по работе, очень кайфово было то, что, во-первых, была книга. Во-вторых, кроме нее был еще первоисточник в лице самого автора, Кокотюхи, которому можно было позвонить в любой момент по поводу любого вопроса. Тоже, например, помогли много историй, рассказов из круга знакомых. Например, наш театральный осветитель, который на самом деле является гениальным художником, Петр Гуменюк. Его отец фактически был участником тех событий, был членом УПА, репрессирован, выслан в концлагерь в Норильск, был одним из участников норильского восстания. Этот рассказ очень помог.

Видео, где Николай Береза читает Шевченко. Фактически, благодаря ему Николай попал на главную роль фильма «Червоный» почти без кастинга
– Есть ли какие черты характера героя, которые ты ему сам добавил в процессе съемок?
Понимаешь, я еще ни разу не встречал сценарий, в котором была бы прописана подробная характеристика героя. Поэтому ты читаешь и делаешь выводы, исходя из каких-то эпизодов, событий, моментов. Возможно, кто-то другой, вычитывая этого героя, увидел бы его немного под другим углом, в ином ключе. Плюс, все равно надо учитывать такой момент, что, например, режиссер (фантастический, кстати, я не преувеличиваю, работать с Зазой – это одно удовольствие), он как-то всегда настаивает на тех красках, в тех нюансах, моментах, которые ему важны в той или иной сцене. Одним словом, работа режиссера есть все равно в определенной степени доминирующей. Надо ему, чтобы в этой сцене Червоный проявился достаточно хладнокровно, безэмоционально, стойко – то он как-то пытается направлять туда все силы.

– Возможно, на твоего героя повлияла та твое доактерская жизнь, когда ты днем прислуживал в церкви, а ночью работал диджеем?
Конечно что-то повлияло. Актер, который берется воплощать тот или иной образ, его отправная точка все равно есть где-то там внутри. А как раз то, что у тебя внутри – это твой фидбэк, начиная с детства, здесь уже несколько начинается психоанализ, но, тем не менее, никуда от этого не денешься, это так. Кто-то говорил: мы есть то, что мы едим, а мне кажется, что мы есть то, что с нами было. Это если объяснять так просто, без всяких изысков. Хочешь, не хочешь, а оно тебя как-то в кучу лепит и в каждой роли будет просматриваться.
– А вообще, насколько трудно актеру театра перевоплотиться в киноактера?
История в том, что это, в принципе, несмотря на свое сходство, совершенно две разные территории. Я понял одну вещь в «Червоному» … Не то, что понял, прекрасно об этом знал и раньше, но когда ездишь в туры, ты можешь в этом убедиться. В кино как раз сделал, раз снял – то все, ты уже особого влияния не имеешь на конечный продукт. А в театре уникальность в том, что ты все-таки каждый раз знаешь плюс-минус географию своего рисунка, роль. И при этом каждый раз все происходит по-другому: другая погода, другой настрой, другой зритель. Все-таки получается довольно живой момент, в том разница.

Николай Береза в роли Даниила Червоного
– Кстати, о невозможности изменить сыгранного в кино: ты видел несколько раз ленту на предпремьерном показе. Ты доволен своей игрой, хотел бы что-то изменить уже постфактум?
Возможно, конечно, и есть такие актеры (и я им могу только позавидовать), которые были бы всем довольны. Но я, наверное, еще ни разу не помню в своей карьере, когда бы я был на все 100 процентов доволен сделанным. Ну не помню, хоть убей, ни одного момента не могу назвать, что вот действительно был доволен. Так, может быть ощущение, что проведена крутая работа, но все равно ты смотришь и каждый раз задаешь себе вопрос, а этот момент, возможно, стоило так сыграть, а, возможно, так. Это какие-то такие очень странные ощущения…
Хотя, вместе с тем, Заза то после очередного показа, когда мы беседовали о кино, о Червоного, говорит: «Николай, ты думаешь, меня не колбасило, когда мне приходилось резать ленту?». На самом деле, первая режиссерская версия монтажа была около 4-х часов, там есть куча историй, которые не проявляются, а также сам Червоный недостаточно вырисовывается, как тот же Гуров, Тамила и майор Абрамов, и так называемый их «любовный треугольник». Я уже молчу про мое окружение, бандеровцы, лесные братья литовские, которые являются, условно говоря, моей командой и с которыми мы точно должны в процессе съемок сцены, чтобы они хоть немного выпукло показали себя. Но вот история такова, что надо резать. Так вот, возвращаясь к Зазе. Говорит он мне, «ты думаешь, мне не хотелось …». Как по живому отрезали … Я себя спрашивал, правильно ли я это сделал. Но потом я эту ситуацию отпустил и подумал так: у меня есть сын и я никогда не мучаюсь мыслью, все ли хорошо в сыне. Ну, например, уши какие-то не такие, может переработать их, или что-то такое. То есть все, лента уже готова. Она стала историей, которая живет своей жизнью, для чего себя этим корить.
– Когда ты давал интервью в газету «Збруч», и там отметил, что «театр — это территории реабилитации». А вот как ты думаешь, можно ли то же самое сказать о кино?
Для актера – это точно, более того, для актера это не просто территория для реабилитации, это территория, где он процветает. Если сравнивать с растением, то кино для него – это удобрение для цветка, которым он все время подпитывается. И дело не только в базовых вещах, о которых говорят – например, что можно заработать больше денег. Это все не так важно. Первичнее то, что в кино ты действительно можешь совсем по другому открыться, чем в театре. Возможно, у меня это ощущение обостренное, я работаю в театре. Это уже привычно. А в кино есть такие моменты, которые происходят не так часто, соответственно, ты к ним и по особому относишься.
Но есть еще другой момент. Как Заза говорил на допремьерных показах, кино мало может изменить жизнь. Хотя оно все равно имеет способность в первую очередь дарить эмоции. Часто эти эмоции могут быть для кого-то если не решающими, то они могут изрядно влиять на человека и как-то давать возможности хороших импульсов. Это уже немало.

Николай Береза на! FEST-университет
– Однажды на! FEST-университет ты рассказывал, цитирую: «Я ничего не знаю об успехе. Только когда я буду старым и иметь за спиной кучу ролей, то смогу писать мемуары об этом». Сейчас для тебя что-то изменилось? Ты занимаешь ту же позицию?
Абсолютно ничего не изменилось по той простой причине, что я еще не чувствую какой-то такой волны. То есть в определенных кругах люди подходят, благодарят, фоткают, какие автографы, пытаются снимать, но для меня все равно это не является мерилом. Пройдет немного времени и и волна спадет, и не факт, что тебя уже кто-то будет узнавать. Суть в том, насколько ты можешь быть в профессии сильным, полноценным, полнокровным – и не только тогда, когда бывают те встряски, а всегда … Насколько всегда твое слово, твое звучание в профессии может быть весомым. И все равно – это тоже не является какой-то чертой.
Вот я временами в наших дискуссиях с коллегами-то настаиваю на том, что на самом деле и специфика, и кайф той же актерской профессии – очень субъективны. Кто-то скажет «вау», кто-то скажет, что это фигня. И какой-то единой правильной позиции быть не может. Вот например, у цирковых артистов с этим проще, они там трюк сделали или не сделали, и ты можешь по этому оценивать их мастерство, их уровень, профессионализм и тому подобное. В кино и театре, как правило, это приходит уже постфактум.
Но есть, конечно, какие-то показательные моменты, особенно это связано с приглашениями актера на какие-то интересные роли, мероприятия. Но все равно это не какой-то свершившийся факт, общепризнанный. Даже и сама лос-анджелесовская звезда на аллее славы не является мерилом. Мы пробуем находить какие-то границы и линии пересечения. Но штука в том, что этого предела просто физически не может быть.