Почему нет смысла втягивать прошлое в настоящее

С момента начала войны мы наблюдаем за тем, как российские «ястребы» пытаются поставить под ружье моральных авторитетов прошлого. Это их стараниями Пушкин, Достоевский и Толстой начали выполнять роль торговых представителей по продаже имперских фантомов.
Схема их действий обычно довольно проста. Берут, например, пушкинское «Клеветникам России», проводят аналогию между польским восстанием и украинским майданом. А после этого отправляют Александра Сергеевича виртуально воевать за «Новороссию». Российские ястребы отказываются понимать, что «солнце русской поэзии» из своего 19 века никак не может быть моральным камертоном для событий века двадцать первого.
Дело в том, что любой человек принадлежит только той эпохе, в которой он сформировался. Иначе нам придется вспоминать о том, что Пушкин был рабовладельцем, Достоевский – ксенофобом, а Фет – антисемитом. Мы не делаем всего этого лишь потому, что прошлое принято оставлять прошлому.
Хотите понять, на чьей стороне был бы Александр Сергеевич? Тогда пусть он родится в 1970 году. Закончит школу при Горбачеве, призовется в армию в одной стране, а демобилизуется в другой. Посмотрит лебединое озеро в 1991, сделает свой выбор в 1993. Пусть при нем случится Курск, Беслан, «Булгария», взрывы в метро, отмена выборов и коррупционные скандалы. Сперва пропустите классика через российскую мясорубку повседневности, и только потом узнаете, на чьих знаменах он окажется.
Переносить морального авторитета в современность можно лишь тогда, когда этот авторитет нам худо-бедно близок и худо-бедно понятен. Как, например, Довлатов. Который, кстати, всю свою жизнь считал Че Гевару бандитом. И убедите меня, что Сергей Донатович нашел бы десять отличий между Че Геварой и Игорем Стрелковым. Один из которых экспортировал свои представления о том, как надо жить в Боливию, а другой – в Украину.
Современный Кремль последние два года пытается продавать «русскость» как пакетный товар. Мол, ежели русский, то обязательно должен радоваться Крыму, Донбассу, называть Обаму обезьяной и требовать казачьих патрулей для всех, кто носит разноцветные штаны. Ежели русский, то должен молиться на кирпичные стены Кремля и на тех, кто в ней лежит. Ежели русский, то в сапогах к индийскому океану, украинцев к ногтю, искандерами по лувру и спасительные молебны по имя архаики.
В итоге, постсоветский русский сегодня вынужден сдирать с себя все те ярлыки, которые на него навешивает Москва. Потому что в этом зонтичном бренде теперь Вика Цыганова и Хирург, Всеволод Чаплин и Рамзан Кадыров, воинственная гомофобия и радиоактивный пепел. Кремль умудрился начинить «русскость» кондовой архаикой, мракобесием и шовинизмом. И при этом объявить пятой колонной всех тех, кто с этой начинкой не согласен.
В итоге, одна из ключевых дискусий между либеральной и провластной Россией – это спор о том, что, собственно, есть Россия.
По одну сторону баррикад те, кто считают, что Россия Чайковского, Лермонтова и Толстого никак не связана с той Россией, которая воюет сейчас с Украиной. А по другую сторону баррикад те, кто считают, что эти две России – одно и то же.
Разница между ними в том, что сторонники первого подхода – понимая неминуемый крах России агрессивной, пытаются спасти Россию культурную. А их оппоненты готовы и дальше раздавать моральным авторитетам пригласительные билеты на «Титаник». Не понимая, что рано или поздно все это пойдет на дно.

+Відео