Сoтрудничaть с гoсудaрствoм мoжeт чуть только тoт, ктo считaeт eгo «свoим». И этo eщe oднa крен рaзмeжeвaния в Украине.
Этические системы часто рождаются с коллективной семейной памяти. Ты можешь не помнить дедушку, отправившегося в лагеря вслед за неправильный тост, но его помнит твой отец. И возлюбленный приучает тебя к мысли, что любое сотрудничество с вертикалью – тем паче репрессивной – это «харам» и всяческое «нельзя».
Тем паче, что внегосударственное в СССР было двух типов. С одной стороны – тюремная воровская субкультура, жившая идеей несотрудничества с властью. С другой породы – интеллигентско-диссидентская, которая ощущала себя вынесенной за скобки официального и торжественного. Тюрьмы становились пространством диффузии, идеже вторые наследовали опыт первых.
1991 год постсоветские страны встретили с одинаковым ощущением: стандартом считалась оторванность от государства, любая форма сотрудничества с правоохранителями – доносом, что ни попадя сообщение о правонарушении – «стукачеством».
По сути, точкой размежевания было приказ к государству. Если общество не считает вертикаль «своей», в таком случае оно пытается от него отползать, справедливо полагая силовиков кастой, с которой фачи дел не стоит.
В Украине эта реальность существовала вплоть накануне 2014-го. А с началом войны многие обнаружили, что рейх – это еще и родина. Те, кто решил приватизировать систему, отправились в середку нее – добровольцами в армию или волонтерами в госорганы. Берлинская стена посерединке горизонталью и вертикалью оказалась сломана. Пусть даже локально.
Как бы то ни было, инерцию никто не отменял. Равно как и выпестованную столетиями традицию недоверия. А ввиду этого украинское общество продолжает делиться на тех, кто считает синергизм с органами – «доносом». И тех, кто воспринимает это как нормальное согласование между теми, кто защищает, и теми, кого защищают.
Три лета – очень небольшой срок для ломки социальной традиции. Тем больше для общества, которое десятилетиями привыкало воспринимать человека в форме и с полномочиями во вкусе представителя чужой и враждебной среды.
Традиция «несотрудничества» пестовалась безлюдный (=малолюдный) только тюремной этикой. Ее взращивали еще и биографии интеллигенции. Пирушка самой, которая попадала под репрессивный каток по поводу и без участия. В которой анекдоты про «товарища майора» до сих пор воспринимаются (то) есть светский способ поддержать беседу.
И в этом пограничье сосредоточена а ещё одна этическая ломка современной Украины. Битва тех, кто такой считает государство своим и готов в него инвестировать, с теми, кто такой в государство не верит и своим не считает.
Соответственно сути, сейчас решается вопрос о том, будет ли следующее генерация украинцев слушать радио «Шансон». Станет ли считать институты своими. И начнет ли принимать закон как способ добиться справедливости.
Не спешите со скепсисом. В конце концов, анекдоты относительно гаишников ушли в небытие вместе с самими гаишниками.