Ко Дню Независимости журналисты сайта «24» подготовили серию эксклюзивных интервью с украинцами, которые работают над тем, чтобы изменить нашу страну к лучшему.
Офицер группы гражданско-военного сотрудничества Командования Сухопутных войск Вооруженных сил Украины, старший лейтенант Елена Романюк родилась в День Независимости и свою жизнь посвятила тому, чтобы защитить независимость своей страны. Каким должен быть офицер, что означает присяга и почему к жителям Донбасса нельзя относиться предвзято – об этом она рассказала в интервью сайту «24».
Как ты оказалась в составе Сухопутных войск?
Стать военнослужащей – моя мечта еще с трех лет. Крестный работал в ГАИ, я, по дороге в садик, часто заходила к нему на работу, видела женщин в форме и еще в три года маме сказала, что когда-нибудь одену форму. Плюс, я родилась в День Независимости Украины. Меня с детства воспитывали в духе патриотизма.
Родители музыканты, творческие люди, мы всегда участвовали в конкурсах, пели народные песни. Бабушка и прабабушка учили меня старинным обрядам, мне это все дико нравилось. С детства у меня было много вышиванок. А еще моим любимым праздником был День Победы. Всегда со здоровенным букетом цветов приходила к ветеранам. Они же нам рассказывали, что делали, дабы мы жили в мире. Никогда бы не подумала, что мне самой придется повторить эту историю.
Хотя, смотря на ветеранов, хотелось сделать что-то не менее значимое. Мы же у них спрашивали, почему они пошли воевать. Мне очень запомнилось, как один из них мне объяснил, что есть понятия «жить» и «существовать». Существовать – это когда человек родился, крестился, выучился, поработал на дядю, родил ребенка, научил его тому же и умер. Все. Смысл жизни тут в чем? Жить – это когда делаешь что-то весомое не только для себя. Когда дети, внуки и правнуки тобой гордятся, и память о тебе живет после твоей смерти. Мне тоже хотелось сделать что-то весомое. Особенно когда стала мамой. Мне для ребенка пришлось стать и мамой, и папой одновременно, и он знает, что у него мама сильная, хотя всегда старается меня защищать.
Тоже растет сильным?
Да! Есть у него такое: помочь понести сумки, покормить с ложечки, когда я болею. Вот ради него хочу понимать, что делаю что-то существенное.
Как родители-музыканты отпустили дочку на военную службу?
Они не знали, что я пошла на военную кафедру. Узнали, что их дочь военнослужащая, уже когда я призвалась и получила первоочередное звание. Родителей пригласили ко мне на присягу. Когда уезжала на полигон, сын еще не ходил, ему было только 11 месяцев. Во время присяги, когда мы стояли в строю, мое маленькое чудо протопало ко мне через плац. Так я впервые увидела, как он идет. Несмотря на все запреты, взяла его на руки, и все построение простояла с малым на руках. Рыдали все.
У тебя получилась самая крутая присяга, которая могла бы быть…
Да. Но все равно мучают угрызения совести за то, что я упустила момент его первых шагов. Но надеюсь, что ребенок меня поймет, когда вырастет. Тем более, он говорит, что тоже станет военным, когда вырастет, будет со мной служить и помогать.
Почему пошла воевать?
А кто еще? Когда мои курсанты берут в руки оружие и не всегда возвращаются домой, как я могу носить форму тут? Не могу, мне млосно, погоны давят так, что грудную клетку сломать могут. Просто не чувствую себя офицером. Меня наставник учил, что настоящий офицер – тот, кто говорит «Делай, как я!», а не «Делай, как я сказал!». Звание должно быть оправданным.
То есть, для тебя «офицер» – это не просто слово?
Не просто. Как я могу научить курсантов воевать, если сама не знаю, что это такое?
Мы давали присягу на верность украинскому народу. Люди на Донбассе могут надеяться только на нас. Люди там каждый день под обстрелами, теряют родных и близких, все, на что они горбатились всю жизнь, вдруг просто разрушается. В войне нет их вины, но из-за нее они теряют все. Мы давали присягу на то, чтобы их защищать. Защищать народ и территориальную целостность страны, в которой живу я, живут мои родители, растет мой сын.
Последнее время не все видят в простых жителях Донбасса людей…
Понимаешь, люди же все одинаковые. Но три года смотреть, как разрываются снаряды, погибают люди, как отбирают все твое – после этого сложно сохранить в себе что-то человечное и радужное. Там люди уже не доверяют никому, потому что они запутались.
Они пытаются держаться. Как-то помогают нам, кстати. В АТО случай был на каком-то предновогоднем мероприятии, мы туда заехали раздать буклеты по противоминной безопасности. Ко мне подошла пожилая пара, которая сбежала из Макеевки, они начали меня обнимать и плакать. У меня ступор был, просто не знала, что делать. Всегда надо искать в людях лучшее. Изначально во всех нужно пытаться увидеть человека, а не со старта воспринимать его предвзято и в штыки.
Я правильно понимаю, что ты она из немногих девушек в Украине, которая прошла курс «Бронированный разум»?
Насколько я знаю, его еще гражданские проходили. Я была единственной девушкой на своем потоке.
Что это за курс?
Это, скажем так, курс профилактики боевого и постбоевого стресса. Он учит действовать в стрессовых ситуациях. Нас закаляли. От боли, от психологического давления, от всех возможных видов давления, чтобы могли в любой ситуации действовать так, чтобы мы могли спасти свою жизнь и жизнь своего личного состава. Нас учили выживать в тех ситуациях, с которыми каждый может столкнуться в боевых условиях.
Первых дня два не понимала, что там делаю. Постоянные побои, гематомы, попытки уничтожить психологически. А потом я даже подружилась с этими ребятами. Они учат блокировать свой мозг от внешних раздражителей, которые выбивают из колеи. Перестаешь обращать внимание на боль, унижение, пропадает слово «нет». Начинаешь понимать, что человек может сделать все, если сконцентрируется.
Зачем ты туда пошла?
Хотела узнать свой максимум.
Узнала?
Да.
Ты можешь много?
Да. Но не скажу, что меня это радует. Когда видишь, как взрослые офицеры с определенным опытом, не доходят до конца и сдаются, а ты, которой чуть за двадцать, доходишь до конца, становится страшно. Потому что если получилось выдержать это, то что еще можно выдержать?
На войне всегда страшно. Когда пропадает страх – нельзя туда ехать, потому что пропадает инстинкт самосохранения. Страх – это хорошо. Просто нужно уметь его контролировать.
В качестве кого ты поехала в зону АТО?
В качестве офицера группы гражданско-военного сотрудничества.
Что входило в ваши обязанности?
Ой, у нас широкая программа. И сопровождение волонтерских организаций на передовую, и связи с общественностью, эвакуация 200-х – тоже наш проект, работа с подшефными семьями, работа в детских домах. Когда я там была, реализовала проект по возрождению военно-патриотического воспитания в прифронтовых районах. Там же ДПЮ отменили, а мы это все возобновили.
Дети были рады?
Смотря какие. Те, которые постарше – по-разному. Кто-то показывал скрытое недовольство, кто-то крайне заинтересованно хватал всю эту амуницию и учился. В Троицком, Новоторецком и Песках пятилетние дети могут объяснить, что делать при начале боевых действий лучше преподавателей.
Мы работали с детьми с оккупированных территорий, которые сильно боялись военнослужащих в форме. Мы для них организовали театр. Представление заключалось в том, что в нем не было сценария. Мы просто делились с этими детьми историями из жизни, показывали им, что мы живые люди, у нас есть семьи, что мы не тираны, не кушаем младенцев на завтрак, обед и ужин. Знаешь, им помогло. Мы до сих пор с этими детьми общаемся.
Ты сказала, что эвакуация груза-200 – тоже ваш проект…
Это сложно. Живет человек, у которого есть все. Он это бросает и уезжает защищать родину. И вдруг его жизнь заканчивается. Очень тяжело, когда это – люди до 30 лет, которые еще толком жить не начали.
Самое сложное – смотреть в глаза родителям или детям. Ты, вроде, и не виноват в том, что случилось. Но ты – очень плохой гонец. Нет слов, которые хоть немного могут утолить боль потери семьи. Каким бы ты ни был хорошим психологом и сильным человеком. Таких слов просто нет. Когда стоит ребенок, ровесник твоего сына, показывает пальчиком на гроб и спрашивает «А это мой папа?» – что ты ему скажешь? Тут ты уже не воин, не военнослужащий, не участник боевых действий. Просто человек, и ты понимаешь, насколько это больно.
Ты часто работала именно с детьми?
Настоящий военнослужащий, это человек, который умеет делать все. Меня чаще всего брали на работу с детьми, потому что я могу установить с ними контакт. Была история: у девятилетнего ребенка мама вышла замуж за представителя одного незаконного вооруженного формирования, который мальчика сильно бил. Мама ребенка гнобила. Мальчика забрали из этой семьи. Его мама забеременела и уехала с мужем на ту сторону. Ребенка оставила тут. Этот мальчик до сих пор любит маму, он каждый день ждет, что она за ним вернется. Мы с ним пообщались. Когда я уезжала, он меня сильно-сильно схватил за руку и сказал: «Заберите меня с собой». Ох, как это рвет душу!
Или когда детям в детдоме, в котором долго работали, сообщаешь, что больше не приедешь, потому что уезжаешь домой. Меня так одна девочка плакала и просила «Будьте моей мамой!». Это очень тяжело. Взрослый человек не всегда с такими проблемами справляется, а тут маленькие дети, у которых никого нет, они никому не нужны и они в полной мере это понимают. Дети там очень отличаются от детей тут.
Чем?
Дети там – настолько взрослые, что иногда чувствуешь себя ребенком, по сравнению с ними. У них настолько серьезная оценка жизни и такое глубокое понимание настоящего и будущего, что сложно передать. Хорошо, когда человек живет в такой сознательности. Но не в таком возрасте. Вместо того, чтобы жить своей юностью, свиданиями, конфетами и отдыхом, они слишком серьезно относятся ко всему происходящему.
В чем еще разница между «там» и «здесь»?
Там – все по-другому. Там все на грани лезвия ножа: с одной стороны жизнь – с другой смерть, с одной стороны грусть – с другой радость. Все слишком близко и очень контрастно. Там нет подлости и лицемерия, побратимы – это семья, которая тебя не бросит.
Тут – сложнее. Обидно, когда люди не ценят, что кто-то готов отдать за них жизнь. Это просто их ранит. Конечно, все АТОшники для окружающих самые сильные, рассказывают, что всякое прошли и их ничего не задевает. Но, на самом деле, даже такая мелочь, как отказ провести в автобусе бесплатно по УБД – сильно ранит. Вопрос же даже не в деньгах. Они бросают семьи, близких, едут туда, живут не всегда в хороших условиях, не всегда есть возможность нормально поспать и покушать, теряют друзей… Они готовы всем пожертвовать, а не все это ценят.
Чем ты больше всего гордишься?
Тем, что я такая, какая есть. Горжусь, что я знаю таких людей, как мои побратимы. Это люди фантастической силы воли и жажды жизни, у которых есть чему поучиться. Если рядом со мной такие люди, которые меня считают своей сестрой, значит, я не самый плохой человек.
Тем, что родители начали понимать, почему я пошла в Вооруженные силы Украины. Тем, что папа мной гордится. Тем, что у меня сын такой замечательный. Это – моя самая большая гордость. Он говорит, что я у него принцесса. Если спрашивают, какая принцесса, отвечает: «Ну, судя по всему, военная».
Все фото: Эдуард Крижановский