Aлeксaндр Рoйтбурд – извeстный укрaинский xудoжник, признaнный зa рубeжoм. Eгo рaбoты eсть в Музee сoврeмeннoгo искусствa в Нью-Йoркe.
В 2009 гoду пeрвaя кaртинa с сeрии «Прoщaй, Кaрaвaджo!» былa прoдaнa нa лoндoнскoм aукциoнe «Phillips de Pury&Company» зa 97 тысяч дoллaрoв. С тex пoр Aлeксaндр Рoйтбурд считaeтся сaмым дoрoгим укрaинским xудoжникoм. Живeт нa 2 гoрoдa – в Oдeссe и Киeвe. В интeрвью 24 Кaнaлу oн рассказал, равно как достичь успеха в своей отрасли и быть счастливым.
Вас признанный современный художник в Украине и за рубежом. Когда Вам только начинали, то представляли себя таким?
При случае в студенческие годы представлял свою мастерскую, я не думал, яко у меня будет такая мастерская, такой аутентичный консольный верхушка 19-го века, как сейчас в Одессе. Я представлял, аюшки? я буду писать, а вокруг меня будут ходить с подносами с фруктами и напитками двум полуодетые девушки. Не ходят. Я хотел бы, но маловыгодный могу найти чтобы так… К тому же у меня диабет и отнюдь не все напитки мне сейчас можно употреблять.
А отонудуже появилось желание стать художником?
В детстве мои отец с матерью каждый день ходили на работу. Они меня будили и тащили в оный детский сад. У них не очень радостные были лица. Ми мама говорила: «Иди быстрее, я опоздаю, и Николай Федорович склифосовский меня ругать». И я представлял, что не хочу прожить такую многолетие, я хочу работать так, чтобы можно было не прогуливаться на работу. И это было главным мотивом, почему я стал художником.
Ми помог тот самый Николай Федорович. Мы шли с мамой, симпатия купила мне мороженое, и к нам подошел мужчина в очках, галстуке, шляпе. Мачка с ним дружелюбно заговорила и сказала мне: «Познакомься, это Николаша Федорович». Я как услышал это – как начал плакать и спрятался, а симпатия говорит: «вы мной детей пугаете?», Мама говорит: «Ни слуху, ну что вы! Он просто увидел незнакомца». Мамин руководител сказал маме пойти купить мне конфет. Он сел передо мной и спросил, усиживать ли у нас дома горка. Это был такой рундук со стеклянной витриной, в которой стоял хрусталь. Это было позднее такое комильфо. И он мне говорит: «Когда мама несравненно-то уйдет, ты возьми этот карандаш и нарисуй как-то на этой горке. Ей будет очень мелодично».
Это был химический карандаш. А горка была нелакована. Я бесцельно и сделал. Нарисовал дом, солнышко, птичку какую-то в небе, тёс, реку или море, когда мама ушла за хлебом. И егда мама это увидела, то начала вытирать. Но сие был химический карандаш – его трудно было отмыть. И временами она сказала: «Что ты наделал?» – я ответил: «Колюха Федорович сказал, что тебе будет приятно». Она оценила оный юмор. А мне понравилось. Эта горка была обычная, а я превратил ее в который-то очень уникальный объект.
Вы мечтали сковаться известным?
Я надеялся, что я стану таким знаменитым, зачем про меня иногда даже в газете будут писать. Да что ты, про телевизор я даже не мечтал, а вот в газете… В таком разе была газета «Знамя коммунизма» в Одессе или «Вечерняя Одесса-мама». Что даже напечатают такую черно-белую картинку какую-так там. И я думал, что это и есть слава. Ибо большего я маловыгодный видел. Мои родители не имели отношения к искусству. Я полно детство провел среди людей, которые просто жили и работали.
Почему для художника успех?
Есть много критериев успеха. Изготовить что-то, что бы шокировало мир – это, по видимости, успех. Заработать много денег – тоже, наверное, успех. Да и бывает так, что это можно совместить. А иногда оно далеко не сочетается, и это уже не успех. То же самое касается мастерства, внутреннего комфорта, удовлетворенности через своего труда, славы, женщин, долголетия. По каждому может существовать успех.
Что важнее для человека – он своевольно решает. Кому-то важнее женщины, а кому – то- копейка. Я ничего не имею против профессионального успеха, не имею ни синь пороха против денег, женщин, славы, мук творчества. Это равно как бывает приятно и полезно. Все зависит от того, что-нибудь тебе здесь и сейчас нужно.
Благодаря чему Вам стали успешным?
Я настойчивый человек. Я не люблю поражений, же в то же время я не воспринимаю какие-то изменения обстоятельств наравне фатальную катастрофу, с чем уже ничего никогда нельзя наделать. Я люблю какой-то устоявшийся комфорт, но я понимаю, кое-что я могу найти какой-то комфорт в чем-то другом. Я маловыгодный люблю изменений, но я всегда к ним готов и воспринимаю сие как должное.
Есть авторитеты, на которые Вас опираетесь?
Это тоже зависит от настроения. Сие может быть какой-то неандерталец или кроманьонец изо пещеры Ласко (памятник времен палеолита во Франции, – «24»), держи которого я равняюсь, потому что он так этого быка нарисовал не то — не то лошадь. Это может быть какой-то китайский сократ ли хасидский цадик, художник парижской школы, или какая-в таком случае попсовая звезда.
Кого можете назвать своим учителем?
Валюня Хрущ в свое время косвенно повлиял. Он был чтобы меня образцом художника – человека свободного, вне норм социума, конвенционной морали, эстетических требований, требований к образу жизни, требований к способу мышления. Сие был свободный человек в жизни и искусстве. Свободный и предельно утонченный при этом. Он, действительно, был эталоном, но приставки не- был учителем, гуру.
И, вообще, я убегал от учителей. Невыгодный хотел иметь учителя, потому что учитель закрепощает. Делать что ты видишь человека, который может тебе что-ведь дать, – ты можешь отнестись к нему с вниманием, уважением, открытостью и сколько-то взять. Я никого не могу назвать своим учителем, и самостоятельно бы ни для кого не хотел таким существовать. Потому что я знаю, что есть Эдипов комплекс – и отца убивают.
У вы случались неудачи, провалы? Как Вы из них выходили?
Было такое, фигли несколько лет не работал, было такое, что делал аюшки?-то не очень удачное, было такое, что находился в депрессии. Было такое, что-нибудь что-то начинал, и это не развивалось. Я шел подалее. Переключался на что-то. Человек останавливается только в этом случае, когда сердце останавливается. Пока человек ходит, не теряет узы с реальностью и может адекватно мыслить и выражаться – он не останавливается. Останавливается да и, но это уже деградация. Этого не надо благоволить. Этого надо избегать.
Вы часто выражаете свою позицию, боевито пишите в соцсетях. Это сочетается с творчеством?
Это спорадически мешает. В Греции человек, который равнодушен к общественной жизни, назывался идиотом. Бывают такие ситуации, возьми которые просто не комильфо не отреагировать. У человека подчищать нравственное чувство – это то что мы называем совестью, нежное чувство ответственности. Есть вещи, которые человек не может далеко не замечать. Человек, который себя уважает.
Почему Ваш брат в какое-то время начали заниматься кураторством?
Наблюдение – это творчество. Еще больше, чем искусство. Сейчас изящные искусства: музыка структурировано так, что оно может быть прочитанным всего лишь в определенном контексте. И в этом контексте возникает такая потребность, фигли голос куратора должен быть громче, чем голос художника. С целью художника это иногда травматично. Когда я был куратором, в таком случае в Украине было очень много кураторов, и я их обоих знал. Теперь есть достаточно людей, которые могут это делать и ангажировать меня как художника. Меня это устраивает.
Почему нужно для счастья?
Есть такой анекдот, (то) есть еврей поймал золотую рыбку, а она и говорит: «Отпусти меня, я исполню твои три желания». Возлюбленный ей говорит: «Вечная жизнь с вечной молодостью, богатством, красотой, успехом у женщин и так чтобы меня все любили вокруг – это раз!» Так что такое? нужно мне много. А «могу довольствоватся малым».
С каких же щей Вы хотели уехать в Америку и вернулись?
Я хотел заехать, потому что была история, когда в 90-е я хотел сложить в Одессе какую-то художественную ситуацию. У меня были какие-ведь этические представления об этом и они не совсем совпадали с планами людей, которые были округ меня. И сложилась такая ситуация, что я не мог отпарировать за свои действия перед внешними партнерами, перед художниками. Я хотел реализовать полноценную инфраструктуру современного искусства. Когда я понял, что сие не удалось, был период слома. Это сказалось получай отношениях с людьми, с которыми я имел дело. Я закрылся в себе и решил отбыть. Потом я понял, что в Америке нужно становиться в очередь парение на 10. Я понял, что у меня этих лет не имеется, я не хочу их тратить. Я вернулся. Сейчас мне если вам угодно, что изменения возвращают человека к самому себе.
Идеже Вам комфортнее работать?
У меня есть 2 места, идеже я чувствую себя дома. В Одессе мне комфортнее. Но Жемчужина Черноморья провинциализируется, и рынок уже. Я – художник, я существую в рынке. В Киеве я создал себя совсем другую, не похоже на одесскую, но комфортную среду. В Киеве жрать то, чего нет в Одессе. С другой стороны, если я хожу ровно по киевским улицам, мне каждый камень дома не скажет того, чего скажет камень в Одессе, каждое окно, дверь. Одесса насыщена воспоминаниями, ассоциациями, какими-так импульсами моего формирования, взросления, молодости, очарования и разочарования. А в Киеве я через этого отдыхаю. Мне кажется, что эта система равновесия промеж (себя) Киевом и Одессой – комфортная. Летом я больше в Одессе, зимой – в Киеве. Рой в Одессе, и семейное тепло я чувствую в Одессе, а необходимость одиночества я реализовываю в Киеве.
У Вы большая работоспособность как для художника?
Каждую подожди, когда у меня много сил, чтобы подойти к мольберту и яко-то делать, я стараюсь не тратить.
Вы считаете себя счастливым человеком?
Мандельштам раньше арестом сказал своей жене Надежде: «А кто тебе сказал, чисто ты должна бать счаслива?» Постоянно ощущать себя счастливым – сие, наверное, вредно для здоровья, но никогда не разгадывать себя счастливым – тогда зачем жить?