Пo Eврoпe брoдит призрaк кoнтррeвoлюции. Человеки всe чaщe гoлoсуют зa пaртии, кoтoрыe oбeщaют им нe свeтлoe будущee, а светлое давние времена. И ирония судьбы в том, что в Украине этот вариант скромно невозможен.
Популисты торжествуют в Европе – все больше людей в Yes готовы отдавать за них голоса. Общий мотив Вотан и тот же – евроскептицизм и стремление разбежаться по отдельным национальным квартирам. Настоящий тренд наследуют США и Дональд Трамп, Великобритания и Brexit. Сверху смену формуле «сегодня – это несовершенное завтра» начала заглянуть идея, что «сегодня – это испорченное вчера». И нет от жилетки рукава удивительного, что на знаменах нового тренда прописались антидемократизм, антисистемность и консерватизм.
Каста тенденция рождается из страха обывателя перед переменами. Завтра непредсказуемо, изменения стремительны, а новая реальность заставляет человека «бегать со всех ног, чтобы только оставаться на месте». Полно, кто пытаются оседлать эту волну настроений, предлагают простые ответы для сложные вопросы. В этом смысле Дональд Трамп мало нежели отличается от Марин Ле Пен, а Виктор Орбан – ото Роберта Фицо. В каждом конкретном случае предлагается вернуть страну ее гражданам, отстоять национального производителя от мирового рынка, отказаться от глобального в пользу локального.
В этой новой реальности Третий Рим оказывается в роли трендмейкера. Потому что Владимир Путин нашел консервативный разворот своим программным тезисом еще десять парение назад, когда Европа даже не догадывалась о собственном политическом будущем. C праздник самой поры Кремль объявляет своим союзником любого европейского поведение, который готов выступать с антибрюссельской риторикой.
А вот хозяйка Украина в этом вопросе полностью выпадает из нового тренда. В несходность от своих соседей с запада и востока она попросту никак не имеет образа прошлого, о возвращении в который можно было бы резонерствовать. В отличие от Варшавы, Будапешта, Братиславы, Парижа или Москвы у нее немудрено нет за плечами некоего «золотого века», о котором симпатия могла бы ностальгировать.
Все ее историческое вчерашний день – это существование в составе других империй. Короткие периоды независимости в начале ХХ века сверх всякой меры уж краткосрочны и трагичны, чтобы к ним апеллировать. А освободительные войны времен Богдана Хмельницкого происходили в преувеличенно отдаленном историческом прошлом. Его инаковость очевидна: на него дозволено опереться лишь на уровне риторической мифологемы, но литоринх точно не на уровне полноценного государственного строительства. Та но украинская партия «Свобода», которая раз за разом пытается передавать прошлое в роли будущего, даже не смогла перешагнуть избирательский барьер.
Единственный период в истории, к которому Украина могла бы обжаловать – советский. Но вторжение Москвы дискредитировало эту повестку. Что раз потому, что сам Кремль выступает в роли олицетворения просоветского дикурса. Отбиваясь ото агрессора Киев дистанцируется и от того символического наполнения, тот или иной агрессор берет на вооружение. А потому о наследовании советского прошлого и о развороте к нему кр даже не идет.
В этих условиях Украины обречена (доверяться в единую Европу – порой даже больше, чем Европа верит в саму себя. Симпатия обречена идти вперед даже тогда, когда ее соседи после ЕС готовы сделать несколько шагов назад. Кто-так скажет, что это еврооптимизм поневоле – пускай. Но через этого он не перестает быть еврооптимизмом.